|
Отдых после аврала
Книга 2, глава 20, "Лаландина"
После такого аврала приятной неожиданностью для всех был всеобщий
десятидневный отпуск и премия всем сотрудникам научно-производственного
объединения “Светлана” в размере трехмесячного оклада.
Олесь поинтересовался у директора:
— Откуда такие деньги?
Максим Сергеевич улыбнулся.
— Ты знаешь, сколько Ан-тонов у нас купили?
— Нет.
— Мы сейчас в десять раз богаче, чем были полтора месяца назад. Я собираюсь
всем удвоить оклады. Еще я забыл тебе сказать. Из столицы на наш счет
ежемесячно поступает солидная сумма. Не знаешь откуда?
— “Луч в потемках”?
— Вот именно. Хорошие там ребята. Не только талантливые, но и оборотистые. Я
те деньги, которые дал им, собирался списать. Так они не только вернули все,
но уже в пять раз превысили ту сумму.
На следующее утро весь городок был похож на растревоженный муравейник. Все
решили поехать в спортивный лагерь. Десятки автобусов целый день курсировали
туда и обратно. Лагерь расстроился, расширился. Выросли двухэтажные корпуса
однокомнатных номеров, увеличилось количество небольших домиков. Построена
новая вместительная столовая, кухонный блок на сотню газовых плит, где
желающие сами могли приготовить себе что-либо по своему усмотрению.
Директорский автобус на 23 пассажира остановился у небольшого двухэтажного
коттеджа. Первым вышел Максим Сергеевич с Антониной Евгеньевной, за ним
лаландинцы, супруги Готлиб, Олесь с женой и дочерью, его мать, Игорь с
Женией, и последней с огромной сумкой… ну да, конечно, тетя Паша.
— Я в свой особняк, — подхватив сумку, направилась к своему домику тетя
Паша. — Нет желающих ко мне? А то у меня одна комната пустует.
— Игорь, иди с Женией к тете Паше, — посоветовал брату Олесь. — Там
прекрасная софа и огромная подушка. А главное, река рядом.
— А мы в свои апартаменты, — пошли в противоположную сторону Остап
Соломонович с женой.
— Остальных прошу следовать за мной, — распорядился директор, открывая
двери. Здесь восемь комнат, четыре на первом этаже, четыре — на втором. Вот
эти две мы занимаем, — показал он на две двери первого этажа, — остальные
выбирайте по своему вкусу.
— Можно нам на второй этаж? — спросили лаландинцы.
— Пожалуйста, поднимайтесь.
— А мы займем две на первом. Не возражаете? — спросил Олесь.
— Олесь Семенович, какой может быть разговор?
Пока женщины устраивались, Олесь пошел прогуляться. Сам того не сознавая, он
пошел по тропке, по которой когда-то ходил с Анжеликой Лоретти. Тогда она
была еще Таисией Ароновной. Поваленного дерева, где они сидели на берегу, не
было. Олесь присел у воды на песок. Он вспомнил, как поцеловал ей руку, а
она сказала:
— Он тоже любил целовать мне руки.
Эта фраза явилась толчком всего его последующего поиска, который увенчался
успехом.
“Где же ты, Анжелика Лоретти? Счастлива ли ты во второй своей жизни”? —
думал Олесь. — Ведь она так и не осознала, что вторую жизнь ей подарила не
успевшая остыть плоть покойной Таисии Ароновны. И ее мужу ничего не сказали
об этом.
Олесь тяжело вздохнул и пошел обратно в лагерь. В столовой женщины накрывали
стол. На окне стоял кувшин молока.
— Танюша, дай мне молока с хлебом, и я пойду, лягу. Что-то устал я очень.
А в комнате Олесь обнаружил огромную подушку.
“Это тети Пашины проделки”, — с теплотой на душе подумал Олесь, проваливаясь
в глубокий сон в обнимку с подушкой.
Отдыхать, ясное дело, не работать. А веселиться народ таежного городка любил
с истинно сибирским размахом.
Факельные шествия по вечерам, праздник Нептуна, танцы на четырех
танцплощадках и песни. Но пели теперь самые обычные современные шлягеры и
танцы больше были похожи на топтание на месте, будто они и танцевать не
умеют. Ведь все они замечательные парни и девушки, а как они танцуют, что
они танцуют — какая разница. У молодости такой короткий век. Не успеешь
оглянуться, детишки заботы требуют, а там и внуки не за горами. Тогда не до
танцев. Так что танцуй, молодость, пока танцуется!
Однажды вечером вся компания, кроме молодых лаландинских парней, собралась у
реки на зеленой лужайке. Кто сидел на траве, кто лежал на расстеленных
одеялах. Говорить не хотелось. Просто сидели и смотрели на реку, на закат.
Олесь вспомнил, как Анжелика рисовала закат. Тогда он был точно таким, как
сейчас.
Татьяна толкнула в бок Олеся и глазами показала в сторону. Олесь оглянулся.
По узкой тропинке, идущей вдоль берега, шли двое. Хрупкая девушка с очень
длинной косой цвета спелой пшеницы и парень со светлыми, почти белыми
волосами. Они держались за руки и шли, ничего не замечая вокруг, будто их на
свете было всего двое: он и она. Они прошли, как видение, как хороший сон.
То шла сама Любовь с большой буквы.
— Кто это? — одними губами спросила Татьяна.
— Девушку зовут Ларисой. Это внучка тети Паши. А юноша, кажется, Орес.
Назревает еще одна свадьба. Космическая свадьба.
Никто из компании молодую пару не видел, и Олесь с Татьяной решили никому не
говорить. Пусть все идет своим чередом. Жизнь продолжается.
Ужинать все пошли в столовую. Что-то женщинам не захотелось возиться. В
столовой было самообслуживание. Все взяли подносы, и каждый выбрал, что ему
хотелось. Столы были длинные, на восемь-десять человек. И получилось так,
что напротив Олеся сели его мать и жена Остапа Соломоновича. Олесь ел и
смотрел на женщин.
“Странно, — подумал он, — жена Готлиба приехала сюда совсем старой, седой. А
сейчас это довольно симпатичная женщина, лицо без морщин, в волосах ни
единой сединки. Все понятно. Он ей всуропил своей гадости, как говорит тетя
Паша. Вот бы маме тоже всуропить. — Он перевел взгляд на мать. — Поздно я
спохватился. Он и о ней позаботился. Надо же! На лице ни морщинки! А волосы
темно-каштановые без намека на седину”.
Олесь опустил глаза и неожиданно для самого себя расхохотался. Все взгляды
устремились на него.
— Ты чего, сынок? — спросила мама.
Пришлось выкручиваться.
— Да я вспомнил, как мы вслепую в карты играли. Помнишь?
Мама кивнула и тоже рассмеялась.
— А ну, рассказывай! — приказала тетя Паша. — Мы тоже посмеемся.
— Как-то вывез нас всех папа на рыбалку и оставил на берегу реки, а сам
уехал, так как надо было идти на работу. Однажды шел дождь, и мы сидели в
палатке. Заняться было не чем, и мама предложила играть в карты. Но карт у
нас не было. Тогда она объяснила, как играть вслепую. Мы представили себе,
что у нас есть карты. Я их раздавал.
— Восьмерка червей — козырь, — объявил я. Игорь обрадовался.
— А у меня шестерка козырная, я хожу к маме девяткой бубновой.
Мама побила валетом бубновым, я ей подбросил валета крестового, она отбила
дамой крестовой. Мы сказали: отбой. Мама перечислила все отбитые карты, чтоб
мы не повторяли их. И так до конца. Потом у меня осталась последняя карта
восьмерка крестовая, и я хожу ею к Игорю. У него тоже одна карта. А он сидит
и думает. Я ему говорю:
— Чего ты думаешь? У тебя же козырной валет.
А он отвечает:
— А ты чего в карты заглядываешь?
За столом все дружно рассмеялись.
Олесь продолжал.
— Больше мы вслепую в карты не играли. Если кто и предлагал, то этого было
достаточно, чтоб зарядить всех хорошей порцией смеха.
Мама взгрустнула.
— Какие это были счастливые времена!
Возвращались все загоревшие, хорошо отдохнувшие. По работе соскучились.
Последние дни часто возвращались к проблемам, которые не давали покоя во
время этого короткого отпуска.
|