|
Бережное отношение к любви
Книга 2, глава 9, "Лаландина"
А жизнь в таежном городке не замирала.
Приехала жена Артума с такими же белоснежными волосами, что у Жении, и очень
молодая.
Екатерина Дмитриевна, на нее глядя, с грустью подумала о своем увядании. Она
рядом с ней выглядела совсем старухой. Сколько же ей лет? Спросить неудобно.
“Я ей в бабушки гожусь”, — взгрустнула она. Женщины не находили общего языка
и поэтому знакомство их прошло натянуто, недружелюбно, несмотря на обильно
уставленный стол. Жения старалась сгладить эту натянутость, звонко щебетала,
рассказывала о путешествиях с Игорем по Земному шару, как им хорошо было в
Гималаях, где самая высокая гора с интересным названием Джомолунгма. Такое
трудно выговорить. Как они испугали одну очень старенькую бабушку на берегу
Нила. Она полоскала белье, а они прямо перед ней материализовались по колено
в воде. Бабушка бросила белье и убежала. Как в Антарктиде она поймала
пингвиненка, а на нее набросилась мама-пингвиниха…
Эту неловкость разрядила сама Амина.
— Екатерина Дмитриевна, — Амина положила свою руку, белую, молодую и
красивую, на руку Екатерины Дмитриевны, грубую, морщинистую и очень
темную. — Что так печалитесь? Дети растут, а мы стареем.
— Но вы совсем не старая. По вашему виду вы наравне со своей дочерью.
— Так это я недавно прошла курс омоложения. У нас на Лаландине, если женщина
достигает пятидесяти лет, то обязана пройти курс омоложения. Потом этот курс
повторяют каждые 25 лет.
— И сколько таких курсов может пройти женщина? — поинтересовалась Екатерина
Дмитриевна.
— Сколько хочет, десять, пятнадцать. Пока не надоест.
— А потом?
— Потом такие, уставшие от жизни женщины, уходят в специальные пансионаты,
где доживают до глубокой старости.
— И сколько же лет живут у вас на планете?
— Это тоже зависит от желания. Но до пятисот лет у нас мало кто доживает,
хотя это не исключение. В основном, после десятого омоложения люди перестают
приходить на пункты долголетия.
— А вот мне уже пятьдесят шесть и видите, какая я.
— Это дело поправимо, я скажу Артуму.
— Ой, нет, нет. Что вы! У нас нет этого, — замахала руками Екатерина
Дмитриевна.
— Милая вы моя! Сейчас самые выдающиеся ученые нашей планеты работают над
тем, чтобы сделать жизнь землян долгой и счастливой. Но чтобы сделать ее
такой, как на Лаландине, уйдет не одно десятилетие. Мы уже сейчас готовы к
тому, чтобы избавить вас от страшных болезней. Лишь только это нам пока под
силу. А преждевременное старение — это тоже болезнь.
— Спасибо, Амина, — Екатерина Дмитриевна вдруг почувствовала такую тягу к
этой женщине, которая прилетела на Землю с такой же материнской тревогой о
своей дочери, какая снедает ее о сыне. Она улыбнулась ей своей самой
обаятельной улыбкой.
А дети давно уже покинули своих мам, и Игорь увел Жению в свою комнату, где
занялся учебой, а девушка включила телевизор, сделала его тише и, уютно
устроившись в кресле, стала смотреть какой-то развлекательный фильм. Олесь с
Артумом ушли в кабинет Олеся. У них свои проблемы.
Екатерина Дмитриевна стала убирать со стола.
— Разрешите, я помогу вам! — предложила Амина.
Екатерина Дмитриевна хотела сказать: “Не надо! Я сама”, но, глянув в глаза
Амины, ответила:
— Я буду счастлива.
Женщины закончили с уборкой и решили почаевничать. Им просто надо было
поговорить о своих детях, какими они были маленькими, как росли, что любили.
Мамы есть мамы, и на какой бы планете Вселенной они ни жили, тревоги о
детях у всех матерей одинаковые. Разговор сближал и роднил их. О чувствах
сына Екатерина Дмитриевна ничего не говорила Амине. Амина, в свою очередь,
тоже не затрагивала этого вопроса. Ей надо было во всем самой разобраться.
Артум с Олесем все уже обговорили, и гость решил, что пора уходить домой.
Олесь его остановил:
— Артум, пусть женщины поговорят наедине. Не будем мешать им.
— Хорошо, тогда давай посмотрим передачу по телевидению.
Только к полуночи Олесь с Артумом вышли из кабинета. Две женщины на кухне
уже были большими друзьями.
— Амина, — обратился Артум к жене, — не пора ли нам домой, что-то засиделись
мы здесь.
— Да, дорогой! А где Жения?
Олесь заглянул к брату. Жения, прислонив головку к спинке кресла, сладко
спала.
Мать глянула на нее.
— Какой же она еще ребенок! Ей бы в куклы играть.
Игорь оторвался от книг, увидел спящую Жению, обеих мам в дверях, Артума и
Олеся позади них. Он подошел к Жении, но не знал, как ее разбудить. Хотел
притронуться к белоснежным волосам, но отдернул руку. И все видели, какой
любовью и нежностью светились его глаза.
— Жения, — позвала мама.
Жения открыла глаза и увидела склоненного перед ней Игоря.
— Любимый, — тихо прошептала она и протянула к нему руки, и Игорь,
оглушенный, как громом, этим словом, не осознавая происходящего, не отдавая
отчета своим действиям, кинулся к этим рукам, и уста их слились в первом в
их жизни поцелуе.
Мать Жении медленно попятилась назад, вытесняя всех в коридор, и осторожно
прикрыла двери. Потом обернулась ко всем. Каждому заглянула в глаза, будто
старалась прочесть в них ответ на происшедшее и тихо с грустью сказала
Артуму:
— Пойдем, дорогой! Не будем им мешать. Такую любовь беречь и охранять надо.
Глава 16. Возмездие
Из столицы прилетели Николай с Тимофеем. Они разыскали Олеся и стали
рассказывать ему столичные новости.
— Состоялся суд над бывшим вице-президентом академии наук Юрием Трофимовичем
Соловьевым. В зал, где проходило заседание суда, пускали по пропускам.
Прессе допуска не было. Зал суда пикетировали тысячи демонстрантов с
лозунгами: “Смерть насильнику!”, “К ответу дармоедов!”.
Заседание длилось два часа. Потом двери суда открылись, вышел Соловьев, за
ним судьи. Судьи все по очереди пожали руки бывшему академику и стали
удаляться. Тут кто-то в усилитель крикнул:
— Смерть насильнику! — и многотысячная толпа ринулась на преступника, перед
которым только что расшаркались судьи.
— Смерть насильнику! — ревела толпа. Уже десятки рук достигли его одежды,
волос, рук. Милицейские свистки, вой пожарных машин. Но было уже поздно.
Когда включили брандспойты и стали поливать толпу тугими струями воды под
большим напором, на тротуаре осталось лежать какое-то месиво из костей,
тряпья и человеческого мяса.
Олесь с ужасом выслушал ребят. Кто мог предположить, что такая кара
постигнет некогда известного человека.
— Это еще не все, — весело подмигнул Николай, — скоро президент академии
наук Иван Петрович Комаров откажется от своего опровержения вашего открытия
и Лаландинцев. Публично признает свою ошибку и в прессе принесет вам
извинения.
— Да никогда этого не будет! — засомневался Олесь.
— Будет. Мы его довели уже до этой кондиции, — похвастался Тимофей.
— Каким образом? Что вы еще придумали, черти полосатые?
— В этом нам помогли прищепки ваши и костюмы, — начал рассказ Тимофей, — с
помощью костюмов мы проникали к нему в кабинет, когда он один, но не
материализовались, а оставались невидимыми. Прищепляли прищепку к чему-либо,
например, к книге. Книга медленно поднималась со стола. Я ее раскрывал на
любой странице и начинал читать наизусть ваше выступление на той
пресс-конференции. Потом Николай начинает читать обращение Артума к
землянам. У Комарова волосы в этот момент стояли дыбом. Потом мы требовали
повторить ваше выступление. Он, вытаращив глаза, повторял. Долго отказывался
повторять обращение Артума, но потом все же сдался. Когда он все выучил
наизусть, мы изменили сценарий.
Теперь мы материализовали только руки, до локтей. И вот, представьте, что
перед ним появляются четыре руки и указывают на него пальцем.
И тут мы хором:
— Ты признаешься, что был не прав, обвиняя журналистов во лжи, фальсификации
и фокусничестве. Ты признаешься, что нанимал рецидивистов для убийства
Артеменко.
— Все признаю, все скажу. Только оставьте меня в покое.
— Завтра отправишь в печать свое опровержение!
И тут он подскочил:
— Нет! Ни за что на свете.
— Завтра мы придем снова, — пообещали мы.
— Не надо! Не приходите. Я все напишу.
— И действительно, он написал и отправил по почте. Но мы не знаем, в какую
газету. Но у нас есть ребята во всех газетах, и скоро мы все узнаем, чтобы
напечатать и в нашей газете.
— Ребята, ведь это преступление! Вы отдаете себе отчет? — возмутился Олесь.
— А когда они взрывали ваш кабинет, что это было? А когда они наняли трех
рецидивистов, чтобы вас убить, что это было? Мы не взрываем, мы не убиваем.
Мы хотим, чтобы справедливость восторжествовала.
— Ой, ребята, боюсь я за вас.
— За нас бояться не надо. Ни один человек не знает, что у нас есть “Ан-тоны”
и костюмы лаландинцев. А в случае опасности мы просто исчезнем и
материализуемся здесь.
— Да, ребятки, наломали вы дров. Как читатели относятся к материалам о
лаландинцах? — спросил Олесь.
— Народ верит. Охотно верит. К нам приходят сотни писем с вопросами о
лаландинцах, о Лаландине. Мы стараемся удовлетворить их любопытство. Но у
нас иссяк запас знаний об инопланетянах. Мы приехали, чтобы встретиться с
ними. Привезли им письма читателей с вопросами. Если они позволят, мы
сфотографируем их, и будем печатать их портреты вместе с их статьями.
— Я, ребята, тоже напишу немного об “Ан-тоне”.
— Вот об “Ан-тоне” мы с вами хотели поговорить отдельно, — сказал Николай. —
Мы подумали, а что, если вы сделаете хотя бы пару сотен прищепок. Мы будем
вечерами, когда женщины идут нагруженные тяжелыми сумками, предлагать им эти
прищепки. Только, пожалуйста, напишите на них: “Лаландина”.
— Мысль неплохая, — улыбнулся Олесь. — Надо подумать. А как у вас с
финансами? — поинтересовался он.
— Максим Сергеевич открыл на мое имя счет в банке, — начал отчитываться
Николай. — Потратили мы много, но это была стадия становления. Сейчас мы
работаем с полной нагрузкой. Тираж расходится за один день. Мы постепенно
увеличиваем его. Сейчас у нас появилась первая прибыль, и мы начали
возвращать долг. Где-нибудь за полгода мы окупим все затраты, и у нас пойдет
чистая прибыль, а у вас будет собственная газета.
— Молодцы, ребята! Мы не ошиблись в вас. — Олесь от души пожал им руки.
|